И.В.Евдокимов

СЕВЕР В ИСТОРИИ РУССКОГО ИСКУССТВА

гл. 2 (ДЕРЕВЯННОЕ ЗОДЧЕСТВО)
         Названия церквей или мест их расположения кликаются.

...Выясняя общее развитие нашей художественной культуры, мы почти не коснулись северной области, северного искусства. Не коснулись потому, что роль Севера настолько особа, исключительна в нашей художественной истории, что должна быть выяснена отдельно, более подробно и исчерпывающе. Можно определенно сказать - без искусства, развившегося на нашем Севере, главным образом, искусства зодчества, вся предистория русского искусства была бы иная - и несомненно художественный гений Новгорода и Москвы не поднялся бы до таких высот, до которых он поднялся в XIV - XVII веках.

Начало колонизации Севера

Географически Север, как колыбель деревянного зодчества, надо ограничить пределами Олонецкой, Архангельской, Вологодской гу6ерний и прилегающими к Вологодской губернии бывшими уездами Новгородской губернии - Череповецким и Кирилловским. Огромная область, большая часть всего северного края с XI и XII веков становится Новгородской пятиной. Новгородские летописи за 1038 и 1078 годы сообщают о жестокой борьбе, начатой новгородскими ушкуйниками с многочисленными финскими племенами, сидевшими с незапамятных времен по всему северному краю. Финские племена не устояли под натиском Новгорода и быстро начали очищать свои насиженные места, уходя на крайний север. Процесс колонизации совершился в одно два столетия. Например, Вологда основана не позднее конца XI века. Другие северные города - Тотьма, Великий Устюг основаны не позднее XII - XIII столетий. По житию преподобного Герасима, первого Вологодского чудотворца, написанному хотя и в XVII столетии, но беспорно не апокрифического, узнаем, что во время княжения внука Владимира Мономаха, Изяслава Мстиславовича, в 1147 году Герасим пришел из Киева на реку на Вологду на великий лес, нашел здесь уже поселок, церковь Воскресения «на ленивой площадке», а около церкви «средний посад малого торжку».

Таким образом, в первой половине XII века мы имеем указание на существование деревянных церквей и гражданской стройки на севере.

В следующее столетие новгородцы завладели всем Заволочьем. В XIII веке Великий Новгород уже ведет борьбу за сохранение своей огромной пятины с Тверскими и Московскими князьями. Только к ХV веку, к моменту истощения государственной силы Новгорода, северный край вырывается Москвой из новгородского обладания. Если, по указанию летописца, в XIII веке в Вологде было много церквей, то это уже явственно указывает на довольно значительное население и на известную культуру. Для нас важен преимущественно факт колонизации: русское население пришло на север частью из Новгорода, частью из Киевско-Черниговской и Владимиро-Суздальской Руси после татарского разгрома и расселилось на его необозримых пространствах. Появление населения - начало культуры. Строятся жилища, храмы, погосты, монастыри, укрепления, сторожевые башни, украшается жизнь общественная и частная. Раз первобытный дикарь, как мы знаем, и тот украшал свою пещеру, и тот обнаруживал влечение к красоте, то, конечно, мы вправе ожидать неизмеримо большего от тех колонизаторов, которые пришли из Новгорода, Киева, Чернигова, Владимира и Суздаля – из мест с высокой и развивавшейся культурой.

Возникновение северной культуры

И действительно – точно нельзя указать дат, от которых развивается северная культура, но она доступна нашему изучению всем наличием сохранившихся и созданных памятников. По величию и великолепию этой  культуры становится ясным, что на Севере создались совершенно особые благоприятные обстоятельства, которые позволили возникнуть самому характерному, драгоценному и влияющему искусству древней Руси - деревянному зодчеству. Почему так произошло?

Роль природы

Исключительное значение тут надо приписать природе страны. Природа страны, если так можно выразиться, собирает человека, т.е рождает его внешний вид, душу, разум и направляет и руководит проявлениями своего создания. И нигде кажется с большей силой не сказалось это влияние природы на человека, как в Северной Руси. Бесконечно лесная, болотно-равнинная, с долгими светлыми зимами, матово-золотыми летами, дымчато воющей осенью и синей весной – Северная Русь родилась загадочной, мистической, проникновенной, опечаленной, хмурой, задумчивой и замкнутой в самой себе. От Новгорода до Ледовитого океана протянулось как 6ы особое государство. Только сильный и здоровый оставался жить в этом государстве. Все слабое, хилое умирало, побеждаемое природой - и только отбор побеждал природу. Отсюда малолюдность населения северной Руси, но отсюда же и великое северное искусство.

Огромные лесные пространства и непроходимые топи отрезали Север от остальной России заповедной стеной и позволили своим родовым обитателям создать своеобразную жизнь и своеобычное искусство.

Появление деревянного зодчества

3аволочская Русь, предоставленная самой себе, уберегавшаяся от всяких влияний соседей в силу естественных преград - лесов и тысячеверстных расстояний, всю свою художественную индивидуальность сосредоточила на зодчестве и создала его настолько прекрасным и своеобразным, неповторимо - русским, что известный художник и знаток старины Н.Рерих мог назвать Север «Римом России, русской Италией». Это не преувеличение, это тончайшее проникновение и понимание.

И в самом деле, к зодчеству надо подходить с особыми чувствами, даже как к мировой ценности. Когда мы перестанем быть только мытарями, только жалкими нытиками на бедность наших художественных достижений, то мы все это почувствуем. Наше северное зодчество от простой крестьянской избы до величавых храмов в дальних уездах, в Олонии, на Мурмане, Кокшеньге - сплошное чудо. Это не бахвальство, в котором мы кажется меньше всего всегда были повинны, это становится общепризнанной истиной в художественных кругах России и на Западе - мериле наших правд и справедливостей по традиции.

Вот вы едете по Вологде, Сухоне, Кубенскому озеру, или по Северной Двине, Мезени, Онеге, или по Олонецким озерам, по Кеми - перед вами встает дивный облик старой, избяной, деревянной древней Руси, который даже теперь, в несколько измененном виде, благодаря  выскакивающим кускам заносной новой городской культуры, все-таки указывает нам, какой была эта древняя, многовековая Русь. Посреди неоглядных лесов поднимаются, как огромные ели, церкви, колокольни, или, как наши северные стога, стоят они по тихим полянам, таинственные и единственные во всем мире. И вы сразу чувствуете, что неслучайно безыменные мастера так хорошо, так тонко расставили их по всему Северу, так удивительно выбрали места для них. Слить с окружающей местностью архитектурное сооружение, уловить как бы композицию местности, сотворенную великим художником - природой - высшая задача зодчего.

И для того, чтобы это было удачно, надо иметь талант, вкус, еще раз талант и еще раз вкус. Издали эти деревянные сооружения - церкви, колокольни, избы, часовни, погосты производят впечатление забытых древних городков былинного времени, когда народ переживал героический эпос своей истории со всей его глубиной первоначальной свежести, когда все было ново, когда пела каждая река, каждая дождинка, капля, и шум ели был многозначительнее, чем он теперь врывается в наши пресыщенные и утомленные уши.

Та исключительная по аромату поэзии легенда о6 исчезающих городах в озерах, городах Китежах, потонувших колоколах как бы началась здесь, пробудила творческую мысль народа к созданию поэтического образа. Но что же мы видим? Почему мы считаем дошедшее до нас деревянное зодчество Севера древним, типичным для Руси какого-нибудь XII-XIV веков? Ведь мы же знаем, что деревянная Русь в каждые сто лет выгорает, исчезает? До нас дошли деревянные сооружения Севера - один-два-три - с самой ранней датой конца XVI столетия?

Киевско-Черниговская Русь также имела деревянное зодчество, но оно не дошло до нас, будучи уничтожено разорительными и губительными наскоками степных народов на древнейшую Русь, а также вследствие выгорания.. Древний Новгород, Псков, Владимир-Суздаль не оставили деревянных памятников? Почему только Север оказался в таком исключительном положении?

Все области Руси - Киевская, Владимиро-Суздальская, Новгород Великий и Псков - благодаря проезжим мастерам с XI века вводят у себя каменное строительство, которое вытесняет деревянное, как менее стойкое и менее практичное.

Вражеские набеги (кроме Новгорода) следуют один за другим по Киевско-Черниговской, Владимиро-Суздальской областям, сметая все на своем пути. Степь быстро увеличивается за счет лесной полосы в Киевской области, степь отодвигает леса к северу - исчезает деревянный материал, расчищается поле деятельности для каменных и мазанных работ. Владимиро-Суздальская Русь имеет лесного материала не больше Киевской. Формы, выработанные там в предыдущем периоде деревянным местным зодчеством, так или иначе сохранились, растворились в каменных сооружениях. И над всем этим надо поставить непрерывно-действующие влияния обседающих древнюю Русь культур Юга и Запада.

Благоприятные условия для деревянного строительства

Север избавлен был от всех неблагоприятных для самостоятельного развития обстоятельств - как неприступной стеной отграничен лесами и топями от набегов врагов; не соседствуюющий ни с одной из культур, лишенный каменных пород и переполненный лесом - \ он тихо и уединенно мог делать свое творческое дело. Колонизаторы Севера, пришедшие из разгромленных половцами и татарами областей Руси, принесли с собою идеи деревянного зодчества, бывшие там, и стали в спокойном и безопасном месте разрабатывать их, исчерпывать всю неизмеримо богатую художественную одаренность нации. И такое разнообразие зодческих форм, которые мы наблюдаем в дошедших до нас сотнях памятников севера, что ясно - они могли выработаться только в веках.

Не должно смущать поэтому и то положение, что памятники самые ранние датируются XVI столетием. На севере больше чем где-либо и ныне происходит пожаров, вследствие преобладающих построек из дерева; в древней Руси их было конечно еще больше, так как древняя Русь освещалась лучиной. Но что значат пожары в спокойной лесной стране, когда под руками столько ничего не стоящего строительного материала, когда деревянная стройка так быстра, в одно лето, а артели мастеров-плотников убереглись от пожара. Сгоревший храм, изба на неостывшем еще пожарище начинали воздвигаться вновь. А народ так сживается со всей окружающей обстановкой, формами быта, формами жилья, что эти вновь поднимавшиеся из пепла сооружения безусловно были весьма похожими, если не точными со сгоревших. Да и выбор был так обширен, так неизмеримо разнообразен. Поэтому датировка XVI веком может быть смело отнесена к значительно раннему времени, к X - XV столетиям. К тому же после, в изменившихся условиях жизни, когда уже Север перестал быть так разобщен от остальной России, пролегли дороги, лесные просеки разорвали на части непроходимые леса, увеличилось население, оживилась торговля, стали влиять государственные центры - Москва, Петербург, а с ними покатилось влияние новой культуры, мы наблюдаем упорное, себялюбивое нежелание расстаться с родными, близкими, своими формами. Запаздывание на севере может исчисляться столетиями.

Петроград, например, весь был охвачен увлечением классическим стилем во второй половине XVIII века, никакого другого он не признавал и не желал признавать, в это время Север спокойно и любовно возводил сооружения в приемах и типах XV века. Не нужно еще забывать, что Север только в XVI столетии кое-где возвел каменные сооружения по городам - и до XIX века вся огромная площадь северного края была покрыта почти только памятниками деревянного зодчества.

Объединяя все воедино - мы действительно можем современное северное деревянное зодчество считать непосредственно идущим из глубочайшей древности. Тот иллюстративный материал, который оставили нам западные путешественники, неоднократно навещавшие Русь и писавшие о ней - Мейерберг, Олеарий, Ченстлер, Флетчер и другие, только подтверждают этот вывод. Диковинное искусство и терпкий, необычайный для западного человека быт Руси все глубже поражали зрение и слух путешественника, и он стремился невольно запечатлеть их, насколько возможно отчетливее, показательнее. И прибавлять не было крайности: искусство и быт одной своей живой подлинностью были гораздо занимательнее самых экзотических небылиц.

Роль  раскола

Прежде чем мы перейдем к рассмотрению родоначальников нашей самобытной художественной мысли, разбору всего огромного наследства, мы должны будем с грустью сознаться, что древний северянин лучше и самоотверженнее современников относился к своему художественному делу. Старина берегла, лелеяла и даже холила свои памятники, понимала их ценность, гордилась ими, хвасталась перед соседями и вызывала их на соревнование - отчего рождались новые завоевания в искусстве. Ныне, на что угодно обращают больше внимания, только не на искусство, потеряли всяческое чутье к красоте, в городской лихорадочной жизни вырабатываются однодневные вкусы, которые приносятся на Север, к тихим погостам и замечтавшимся излукам северных рек с памятниками XIV-XV веков. Эти новые вкусы прежде всего выражаются «в благотворительном поновлении» старых памятников, в изменении их конструкций, расширении, приспособлении сообразно с «духом времени».

Памятники просто безвозвратно, варварски губятся и стремительио исчезают с лица земли. Многому поспособствовала старая государственная власть, боровшаяся с раскольниками в XVII – XIX столетиях. Травя раскольников, она одновременно била по шедеврам русского самобытного творчества. Когда при Алексее Михайловиче началась знаменитая борьба с расколом и раскольники стали изгоняться изгоном», они хлынули из Московской центральной Руси в Заволочье, в дремучие леса, понастроили там чудесных храмов, скитов, навезли со всей России дивных икон, лампад, книг, рукописей...

Закрывая скиты, разгоняя раскольников, порой избивая их, государственная власть уничтожала хранителей старых художественных традиций, заставляла пустовать изумительные по красоте архитектурные уголки. Никем не охраняемые, не поддерживаемые, они, конечно, быстро разрушались.

Деревянное не вечно

Снег, дождь и озорной русский человек, любящий запустить камнем в нежилую постройку или помочь упасть накренившимся воротам у здания - быстро производят свое роковое дело. Пройдет еще немного - и деревянные памятники нашей старины останутся только в небольшом количестве воспроизведений и в описаниях исследователей. Сожаления, конечно, были бы бесплодны, историю повернуть назад никому не дано, да и не нужно и смешно было бы ожидать поворота в искусстве от каменного к деревянному зодчеству. Сего не прейдеши!

Деревянное зодчество всегда изначально, его всегда у всех народов сменяет каменное зодчество. Надо только не забыть, не растерять того, что сделано предыдущими поколениями.

Главный инструмент - топор

Еще до новгородского завоевания северного края, мы знаем, что новгородские ушкуйники не только были ловкими воинами и сметливыми торговцами, но они были и замечательными плотниками. Это и понятно в лесной стране, где каждый немножко плотник.   Древняя талантливость и умелость как бы живут в крови, обнаруживая себя случайностями. Да и что не сумеет сделать северный плотник, обладая своим остро отточенным топором, заменившнм ему все самые совершенные орудия производства и ремесла. Топор - это магическая палочка в руках древнего и нового плотника. Разве не поразительный это инструмент, не сверхестественный, если все гениальное зодчество севера произведено только им? Ни пилы, ни других вспомогательных инструментов - рубанков, фуганков, уровней, клещей, молотков и пр. не имели древние плотпицкие артели. Одним топором достигнуты все чудеса в северных постройках. И современный плотник норовит реже обращаться к другим инструментам, не выпуская из рук всемогущего топора.

Так, еще в начале XI века эти «топорные» плотницкие артели Новгорода славились на всю тогдашнюю Русь, всех новгородцев называли «плотниками», как потом называли обитателей Владимиро-Суздальской Руси «богомазами» за иконописание.

В 989 году, также известно по летописи, в Новгороде была выстроена деревянная соборная София из дуба о тринадцати верхах, сгоревшая в 1045 году и замененная каменной, знаменитой Софией Новгородской. Значит, в Х веке в Новгороде умели уже возводить несомненно очень большие и сложные здания, как поименованная деревянная София о тринадцати верхах. Колонизация Севера, усиленная каменная стройка в Новгороде, вызванная побогатением города, видимо, оставила не у дел многие артели плотников, хотя еще в 1494 году в Новгороде был деревянный Иван Великий. Опытные мастера осели на новых местах и принялись за кормившую их работу. И так как каждое новое поселение колонистов, рассаживающееся по берегам рек, прежде всего нуждалось в стройке, а потом непременно в возведении «дома Божьего» - хором-храма, то у плотницких артелей нашлось множество работы. Это обстоятельство без сомнения должно было весьма сильно повлиять на рассцвет северного зодчества, так как усиленная, непрерывающаяся работа совершенствовала мастеров и пробуждала творческое воображение.

Элементы и логика постройки

Изо дня в день делать одно и то же скучно (таков убийственный фабричный труд при огромном техническом разделении труда), человеческая мысль ищет разнообразия, встряски, возбуждения: плотницкие артели показали, как они не любили однообразный характер построек. Весь сложный и по существу несложный способ возведения деревянных сооружений укладывался в древнюю терминологию «»стопа«», «сруб», «клеть». Храм, хором, хоромины представлял из себя более обширное соединение нескольких жилищ с приподнявшимся этажом «подклетью» и с выступающими крыльцами с рундуками. Также, как и в простом жилье, в нем было одинаковое потолочпое перекрытие «по матицам». Чувство красоты, стремление к ней, не находившее возможности проявиться на круглых, бревенчатых стенах, в полной мере вознаграждало себя на верхах жилья и верхах храма. Такое необходимое для храма дополнение на верхах, как главы и кресты, вызвало великолепное, богатейшее и причудливое украшение верхов. Главы - луковки, их барабаны покрывалась деревянной чешуей, или иначе «лемехом», тонкими, узкими, наструганными из осины дощечками. Этот простой прием покрытия хранит в себе неизгладимое очарование - главки и барабаны кажутся какими-то мерцающими, серебряными, переливающимися на солнце и потускневшими хмурыми в наступающих сумерках - как будто бы это рыбья чешуя из наших северных рек. Впоследствии лемех раскрашивался, что иногда давало превосходную красочную гармонию.

Не удовлетворяясь только украшением верха храма, плотники-мастера колоссально подняли храмы кверху, как 6ы стремясь подняться из северной котловины выше, восполнить недостающие на севере высоты и горы. Храмы поднимались до 40 сажен (1 сажень   равна 2,13 м - М.З.) высоты, в 20 саж. были обычными, многоглавие доходило до 21 главы. Так развернулся мастер-плотник, оказавшийся безудержным, богатейшим художником, который примитивным топором создал великое искусство. И не только внешность сооружений деревянного зодчества столь замечательна, но и вся техника его проникнута мудрым и практически острым взглядом художника, учитывающего и природу и климат и свойство материала.

Все постройки сделаны из полусырого леса, рядами положенных друг на друга бревен, соединенных на выступающих углах чрез соответствующий круглый выруб в бревнах. Полусырой лес при ссыхании давил друг на друга, и все сооружение становилось крепким, слитным, одномассным, устойчивым.

Достаточно представить себе изготовление из бревен теса, чтобы понять происхождение слова «тес» от глагола «тесать», чтобы изумиться поразительному упорству и настойчивости древних мастеров. Работа эта была все же настолько тяжелой и утомляющей, что древние строители очень скупы были к декоративным украшениям, состоящим из так называемых «причелин», висящих досок. Их употребляли только в крайнем случае, когда нужно было прикрыть некрасиво выступающие углы «венцов» или остроту «князьков». Обыкновенно эти небольшие доски не имеют никаких украшений, резьбы, словно строитель говорил народу в этой «причелине» о том тяжелом труде, который вложен на ее выработку, и просил не требовать от него болышего. Мастер-плотник, выполняя задания украшений сооружения, предпочитал насекать и вырубать их на живом теле постройки: на столбах крыльца, вереях ворот, на полотнищах их, на косяках дверей и окон. Мы видим, какое было нелегкое, трудное, истомляющее дело - деревянное зодчество, целый подвиг, искус, «страда». Природа, собравшая и организовавшая северного строителя, научила его терпению и выносливости, приучила его работать лихорадочно верно, набело, угрожая после короткого лета застать стужей, прервать его дело. И когда вспоминаешь, что те простые и захватывающие величием своих форм многокупольные храмы, поднимающиеся на десятки сажен от земли, созданы чрезвычайно примитивными средствами, бывшими в руках древних мастеров-плотников, не можешь бесконечное число раз не думать об исключительной их одаренности, о великом зодчем - нашем народе. Потому, может быть, такое действие и производят эти гиганские создания, что на каждом вершке их как бы задержалась теплая, человеческая, всегда немного дрожащая рука, отраженный свет глаз строителя. Это общее ощущение сопутствует исследователю при его работе от самых первоначальных, примитивных сооружений до самых совершенных и причудливых. Несомненно, всякое искусство начинается с простейших, незатейливых форм, и велика должна быть действительно сила его, если впечатления первоначальные не блекнут, не тускнеют, а только количественно увеличиваются при полном обзоре всего достигнутого за ряд столетий.

Вот тут выступает одна загадка в искусстве, часто смущающая и вводящая в заблуждение исследователей. Эта загадка - сравнение величин в искусстве. Надо раз навсегда отказаться от неубедительных и неправильных сравнений величин в искусстве, надо изгнать из художествениого словаря темные и пустые определения: «больше», «меньше», «беднее», «богаче». Такие определения только затемняют светлую стихию искусства, принижают ее. Сравнивать можно только искусство с не-искусством.

Появление восьмигранника

С этой точки зрения любовно останавливаешься на простейшей первичной форме храмового сооружения деревянного зодчества. Пред нами самая обыкновенная бревенчатая изба, крытая на два ската с крестом на князьке, строенная, как говорится в старинных документах и летописях, «древяна клетцки». Четырехугольник, несколько повышенный - вот весь несложный тип храмика, зерно северного зодчества. Наряду с четырехугольным храмиком встречаем восьмиугольные ссоружения, перекрытые на восемь скатов, шатром «древяна верх». Эта форма появилась в глубокой древности. И можно думать, что четырехугольник и восьмиугольник в храмовом зодчестве появились одновременно и жили и развивались, не мешая друг другу. Не надо было никаких заимствований, влияний откуда бы то ни было, чтобы мастер-плотник на первых же порах создал форму для храма округлую, восьмигранную. Появление же шатрового перекрытия вызывалось уже самой конструкцией восьмигранника.

Может быть, восьмигранник даже появился не сразу. Сначала мастер-плотник от четырехгранника перешел к шестиграннику, а когда он прибавил еще две грани и окончательно остановился на восьмиграннике, то этот шестигранный промежуточный тип стал не нужен, отмер. Кое-где на севере встречаются до сих пор шестигранные паперти и алтари. Древнейшим строителем не могло не руководить стремление сразу же, на истоках его деятельности создать храм «дом Бога», который бы был отличен своими формами от жилья обыкновенных людей. И художественное чутье ему подсказало восьмигранник, шатер, высокую башню, поднимающуюся к небу. Потом, настолько эта форма гармонирует с северными остроконечными еловыми и сосновыми лесами, как никакая другая, что порой эти сооружения человеческих рук кажутся созданием самой северной природы, ее особым видом творчества. В дальнейшем развитии северного зодчества появляется тип соединения избы с шатром - четверик, переходящий в восьмерик. Взыскательный и скупой художник, стремящийся использовать все предыдущее, всю сумму сделанной работы, успехов, навыков, естественно, создал этот смешанный храм. Как результат проб соединения четверика с восьмериком должны 6ыли появиться храмы «четверик на четверике», «восьмерик на четверике». В этих трех типах с многочисленными ответвлениями и особенностями в разработке деталей северное деревянное зодчество дожило до XVII века.

Появление пятиглавия

В XVII столетии произошел факт, который ярче всего подчеркнул, какой тип храма был чисто народной формой, дорогой и любимой, выросшей из самого народного духа и религиозных представлений народа. Факт этот знаменитое запрещение патриархов возводить шатровые храмы, заменив их «освященным пятиглавием». Как в борьбе с раскольниками государственная власть принесла деревянному зодчеству и всему северному искусству неисчислимый вред, так запрещением строить шатровые храмы она нанесла удар еще более сильный. Народ вдали от Москвы, вне досягаемости, в глуши севера, целый век спустя продолжал возводить запрещенные шатровые храмы, но все же на свободное ничем не стесняемое творчество в старину была надета некая узда. Вдохновение и творчество несовместимы с запрещением. Невольно народ должен был подчиняться, и мы видим целые купы пятиглавых деревянных храмов. Лишь предыдущей вековой историей свободного независимого творчества, накопившимся умением следует объяснить, что в этом «заказном» пятиглавом храме деревянному зодчеству удалось создать прекрасные памятники.

Неистощимая творческая стихия, как 6ы испытывая боль от положенного запрета на самый близкий душе шатровый храм, нашла выход в создании многоглавых храмов и «кубастых» с выпяченными боками в четырехскатных изогнутых крышах, хотя бы приблизительно напоминающих дорогой шатер. Отрицательное и положительное смешались, формы зодчества стали еще богаче по разнообразию, но приспособление основной мысли о шатровом храме, стремление хотя 6ы косвенно выразить ее, через внесение в композицию дополнений в виде ли поднимающихся одна над другой глав или выпяченных кровель сделали свое злое дело. Ясные, простые, грандиозные сооружения старины с их невиданными в наше время необыкновенной толщины бревнами, стали мельчать, загромождаться привнесением декоративных украшений, размениваться на мелочи, дробиться и терять древний творческий размах и силу. Общий дух XVII столетия, влияние и давление Москвы не могли уберечь и северное деревянное искусство в исконных для него формах. В конце XVIII века замыкается дальнейший путь развития деревянного зодчества, имевшего даже по дошедшим до нас летописным указаниям восьмисотвековую давность.

Путь великий, целостный, вполне законченный и ярко очерченный от истоков до исхода. Два основных потока прорезают эту восьмисотлетнюю давность - храмы «древяна клетцки» и «древяна вверх», все остальные типы только видоизменения основных, вызывавшиеся развитием зодчества с одной стороны и преградами вроде патриаршего запрещения возводить шатровые храмы в XVII веке с другой. Даже больше - не два основных потока, а один, единое стремление ввысь, если мы смотрим на храм «древяна клетцки» в его «клинчатом» перекрытии. Один поток, только раздвоившийся. Древний мастер едва ли делал особенное различие между храмом «древяна клетцки» и «древяна вверх». То, что в типе «древяна вверх» - шатер, башня, были зримы явственно для строителя, в типе «древяна клетцки» он дорисовывал в своем воображении, ибо не было видимой округлости, но все линии бежали, стремились вверх, и «клинчатые клетцкие» храмы издали и теперь производят впечатление шатровых. Во всяком случае храмы «древяна клетцки» дошли до нас в большем количестве, и их необходимо рассмотреть отдельно. Почти все эти храмы не особенно значительных размеров, но все же явственно отличаемы от простого жилья. Пускай те же конструкции, планы, но появление на князьке креста или небольшой главки с крестом совершенно видоизменяют сооружение, а «клинчатые» даже без главки и креста никогда не могли бы быть приняты просто за гражданское жилье. Затем неизбежные меньшие прирубы с востока и запада (для алтаря и паперти) совершенно уже не соответствовали простой рубленой избе. Любопытно отметить - как сильна была мысль строителя о шатровом храме в этом частном попутном случае с прирубами к четверику - нередко можно видеть прирубы шестигранной и восьмигранной формы.

Поиски нового храма

Не тут ли сделаны были первые шаги к будущему совершенному и прекрасному храму? Художественное творчество древних строителей с особым вниманием останавливалось на постановке главки с шейкой на коньке «клетцкой» церкви.

Главки ставились на разной формы постаменты, то четвериковые, то многогранные, то с выступающими округлыми боками, но наиболее красивой постановкой и кажется древнейшей является укрепление главки с барабаном в крышу через разрез конька на две части. Этот прием очень распространенный и всегда неизменно очаровывает, неизгладимо запечатлеваясь в сердце. Крыша как бы схватила главку с барабаном, слилась с ними в одно неразделимо целое, важное, серьезное, задумчивое.

В ряде других памятников с такой установкой главки надо назвать превосходную церковь Богоявления Елгомской пустыни Олонецкой губернии Каргопольского уезда.
Церковь Богоявления в Елгомской пустыни Олон. губ., Каргопольск. уезда.  1644г. (фото Д.В.Милеева)
Две врезных главки ее в клинчатых крышах, поднявшихся на довольно значительную высоту, так уместны, так нужны для оживления суровых мощных линий во всем строгом облике этой замечательной церкви XVII в. Усложнения в плане «клетцких» храмов вызваны чисто условиями северной природы - холод, половодья. Поднимаясь выше, собственно, «клетцкий» храм располагается «на подклети», как бы переходах во второй этаж «в горницу», что вызвало сооружение крылец с лестницами и с рундуками. Крыльца нередко делали с двумя выходами по бокам и вели в крытые рундуки. Кроме крылец «клетцкие» храмы иногда имеют придаток с трех сторон - западной, южной и северной - галереи или «нищевники» (тут помещались нищие во время службы). Разраставшееся население, потребности его вызвали к жизни устройство при церквах приделов с особыми алтарями. «Клетцкий» храм должен был расстаться со своим основным первоначальным типом. Его обсели со всех: сторон - крыльца, галереи, приделы.

Для строителя это было затруднением, но для искусства, красоты, пожалуй, в большинстве случаев, новой радостью для глаз.

Клинчатая крыша

Благодаря этим наслоениям храмы приобретали характер таинственных жилищ с причудливыми переходами, подъемами, приделами, словно сторожившими и охранявшими то, что совершалось за гигантскими бревенчатыми стенами храма. Высшего развития «клетцкие» храмы достигли с появлением покрытий, напоминающих острый клин.

Эта, одна из переходных форм крыши к шатру, очаровательная по силуэту, вызвала к жизни довольно значительное изменение конструкции верхних «венцов» «клетцкого» храма. Чем острее был клин, тем ближе к клети были «сливы» (желобов еще не имелось), происходило гниение нижних слоев рубки. Мастер-плотник изобрел выход – верхи сруба постепенно удлинялись с восточной и западной стороны, «венцы» южной и северной сторон образовывали выгнутость – и таким образом дождь и снег отводились сравнительно далеко от храма. Форму эту удлинения и выгиба называли «повалом».

Практические затруднения вызвали очень практичный прием и в то же время красивый художественный мотив в зодчестве: клинчатые крыши через прибавление «полиц» - сливов с северной и южной стен - производят впечатление крылатых, более легких и изящных и обоснованных со стороны конструктивной. Без «полиц» клинчатая крыша как бы висела на основном теле рубки, ничем, кроме конька не удерживаемая, как бы съезжающая на землю. Крыши «полицы» крылись в два ряда с прокладкой бересты. Покрытие железом крыш и тесом стен – продукт недавнего времени, один из способов сохранения от разрушения памятников старины.

С эстетической стороны древние храмы потеряли наполовину свое обаяние монументальности, циклопичности рубки, от сплошного однообразного полотнища из теса и от зеленой или красной железной крыши.

Таковы формы, особенности и путь развития храмов «древяна клетцки». Эти памятники раскиданы по всей Великороссии; на Севере несомненно преобладающее значение имел тип шатрового храма, и на нем соединялись в неразрывном союзе и забота и любовь безымянных мастеров.

Шатровые храмы

Шатровый храм – венец достижения в смысле практического удобства и неизреченной красоты. Он мог быть огромным по высоте, гораздо более вместительным, более устойчивым при осадке здания и при сопротивлении северным ветрам. Шатровый храм вместил в своем типе все удобные и полезные детали «клетцкого» храма – повалы, полицы, крыльца. Первоначально шатровый храм имел отличие от «клетцкого» храма только в центральной части, которая была у шатрового храма восьмигранной, с востока и с запада к нему примыкали два меньших прируба для алтаря и притвора. Образцами такого древнего шатрового храма являются церковь в селе Панилове (1600) Холмогорского уезда Арх. обл., Георгиевская церковь в селе Вершина на Верхней Тойме Сольвычегодского уезда (1672), Владимирская церковь в Белой Слуде Сольвычегодского уезда (1642) и Сретенская церковь в Красной Ляге Каргопольского уезда (1655).
Никольская церковь в Панилове Арханг. губ. Холмогорск. уезда.
1600 г.  Фото И.Грабаря.
Георгиевская церковь на Верхней Тойме Вологодск. губ. Сольвычегодск. уезда. 1672 г.
 Фото  Ф.Горностаева.
Церковь Владимирской Божией Матери в Белой Слуде Вологодск. губ. Сольвычегодск. уезда. 1642 г. Фото И.Билибина. Сретенская церковь в Красной Ляге Каргопольского уезда. 1655 г. 
Фото В.Шелемина (сайт sobory.ru)
Шатровые храмы выходят как бы прямо из земли, связанные с ней корнями, прямые, строгие, стройные огромные свечи – колонны, лишенные всего случайного, всякой связи с суетливым человеческим миром. Народное понимание, его вера, его свеча небу поставлен в образе шатрового храма.

Дальнейшему нашему обзору подлежат шатровые храмы комбинированного типа, Их множество на нашем севере. Перечислить все бесконечные особенности, детали сооружений немыслимо, придется ограничиться только существенным и важным.

Переход от шатра с земли сначала к четверику, а потом уже к возведению на него восьмерика и шатра, сразу же сказался на ослаблении впечатления. Четверик вобрал в себя большую часть восьмигранника, подавил его, - и вскинутый к небу шатер уже потерял свое обаяние грандиозности. Древний строитель почувствовал несомненно связанность своего творчества, он стал стремиться избавиться от нея. Появились совсем маленькие шатровые храмики с небольшими четвериками и преобладающими над всем шатрами. Такова, например, в Шуе Кемского уезда церковь Климента.
Церковь Климента, папы Римского в Шуе(Шуерецкое) Архангельск. губ. Кемского уезда. 1787 г. Фото В.Суслова.
Испробовал неудовлетворенный зодчий и другой прием - поднял все составные части храма ввысь - четверик, восьмигранник и шатер. Получился огромный высокий храм Малой Шалги Каргопольского уезда, храм далеко отстающий по своим художественным достоинствам от древнего храма.
Церковь в Малой Шалге Олонецкой губ., Каргопольск. уезда.  Конец 17-го века. (сайт sobory.ru)
В процессе приспособлений, древнему зодчему удалось в конце концов найти соответствующие пропорции частей - шатер с луковицей и восьмигранник стали занимать почти две трети высоты - только тогда почувствовался древний, такой божественно вычерченный, тонкий силуэт настоящего шатрового храма

Крещатый храм с могуче царящими над ним восьмигранником и шатром, с легким воздушным великолепного рисунка повалом в основании шатра, действительно создает полную иллюзию древнего шатрового храма.

Даже углы четверика, если еще над ними поставлен декоративный теремок, способствуют усилению этого впечатления. Так застройкой была сохранена дорогая привязанность строителя к безоблачно ясной архитектурной композиции восьмигранника от земли, однако влечение древнего мастера к красоте было настолько исключительным, он так повсюду искал красоты прежде и раньше всего, что приделы к четверику из простых «прикрывателей»  четверика превратились в органически связанные части всего сооружения, совершенно самостоятельные, необходимые, нужнейшие, получившие в равной мере внимание зодчего, как и все остальные части.

Дивный по красоте храм такого типа находится в городе Кеми, он многошатровый - главный центральный шатер и два шатра с северной и южной стороны.
Успенский собор
в г. Кеми Архангельск. губ. 1714 г.
Троицкая церковь в посаде Ненокса Архангельского уезда 1727 г.
 Фото В.Суслова.
Как на пример многошатровья, вызванного давлением из Москвы, собственно, шатрового пятиглавия - следует указать на красивую церковь в посаде Ненокса Архангельской губернии. Занимаясь приделами с подобающей древним мастерам серьезностью, они наконец создали, нашли поразительной силы, грации, тонкости и благородства прием укрепления приделов посредством тех же бочек, только входящих одна в другую, тянущихся кверху, то почти соприкасаясь с восьмигранником, то входя в него через малюсенький теремок.

Среди всех замечательных сооружений северного зодчества такие церкви, как Климентовская в посаде Уна Архангельского уезда и Успенская в Варзуге Кольского уезда, являются в буквальном смысле потрясающими, до того прекрасны их покойные, дивностройные и какие-то певучие облики.
Климентовская церковь в посаде Уна Архангельск. уезда. 16-й век.
Фото В.Суслова.
Успенская церковь в Варзуге Архангельской губ., Кольского уезда. 1674 г. Фото В.Плотникова.
Требование жизни слить пятиглавие с шатром вызвало целый ряд интересных памятников, хотя уже несомненно уступающих по общему силуэту и красоте обыкновенному шатровому храму. Тут шатер теряет свое главенствующее значение, он только «шатер на крещатой бочке» - декоративный придаток на доминирующем, вытянутом кверху некрасивом коробкообразном четверике, главки мелкие, игрушечные, слабые.

Церкви Димитрия Солунского в Челмохте Холмогорского уезда, Архангела Гавриила в селе Юромском-Великодворском на Мезени способны уже вызвать некоторую скорее грусть, а необычную для всего северного зодчества подступающую к горлу радость от прекрасных видений.
Церковь Дмитрия Солунского в Челмохте Архангельск. губ., Холмогорск. уезда.
1685 г. Фото И.Грабаря (утрачена, не кликать) 
Только чудесное крыльцо Гавриильцевской церкви, шатровая колокольня и вся группа построек вокруг снова действуют на зрителя возбуждающе и как-то забывается мгновенная печаль.
Церковь Архангела Гавриила в селе Юромском-Великодворском на реке Мезени Мезенского уезда. 1685 г. Фрагмент фото Ф.Горностаева. (не кликать) 
Наиболее драгоценная страница нашей художественной истории перевернута - гениальный шатровый храм со многими его отступлениями и изменениями вставал перед нами, как высшее достижение и проявление самобытной, северной культуры, как создание самой вечно творящей, плодоносной природы. Идут другие страницы, которые однако будут только дополнением к основной лебединой песне северного зодчества. Какие бы обличия не принимали северные деревянные храмы, как бы далеко, казалось, не отходили они от своих прообразов - в основе их, в душе их строителей жила идея шатрового храма, идея художественная и религиозная, какой-то северный канон, будто постоянно слышимый ими и в свисте ветра и в шуме ели и в плескании кондовой лиственницы.

Кубоватые храмы

В половине XVII столетия появляются, так называемые, «кубоватые» храмы - четырехгранник покрывается не шатром, а несколько странной выпуклой фигурой, весьма неудачно наименованной «кубом». Ближе по форме этот «куб» к «ковчегу». Те же причины и следствия вызвали появление этого новшества: запретительная настойчивость Москвы, требование пятиглавия и неуклонное желание художника сохранить шатер. Посредством сочетания уже известных и любимых народом бочек-теремков-кокошников, главок-луковиц и «ковчега-куба», близкого к требуемому московской церковью куполу, северному зодчему удалось умиротворить патриаршее строгое око. Только видоизмененный, снова был пред очами художника дорогой шатер. И пред нами «ковчего-кубовататые» храмы встают, как шатровые. Этого впечатления мастера достигали прежде всего тем, что они вытягивали, приподнимали «ковчеги-кубы» кверху, ввысь. Такие одноглавые храмы, напр., Параскева Пятница в Шуе Кемского уезда - особенно подчеркивали своим одноглавием шатровую форму.
Ансамбль в с.Шуерецкое. Пятницкая церковь  (утрачена)
Применение «ковчега-куба» упростило задачи зодчих: работа не требовала былой тщательности отделки, свободно врезывались главки по углам, как требовала церковь, а все остальное-бочки-теремки-кокошники, приделы были допустимы. Отсюда возникло давно уже употреблявшееся, но еще случайно, многоглавие. На ковчеге-кубе» поднялась пятерня глав, по приделам встали другие главы - и храмы одевятиглавились. Чисто декоративные части сооружения - северные главки - в руках мастера сделались действительно одним из неизгладимо выразительных способов «преукрашения» храмов. Наглядно показательна эта декоративная красота в замечательных памятниках Преображенской церкви в Чекуеве Онежского уезда, Владимирской  в Подпорожье Архангельской губ. и особенно в целых соединениях нескольких храмов по погостам Олонии и Онеги.

Преображенская церковь в Чекуеве Архангельск. губ., Онежск. уезда.  1687 г. Фото из книги А.А.Каретникова. Церковь Владимирской Божией Матери в Подпорожье Архангельск. губ., Онежск. уезда. 1745 г.
Фото 2014 г. Сайт sobory.ru
Такие погосты, как Бережно-Дубровский Каргопольского уезда или Турчасовский Онежского уезда с десятками больших и малых главок являют удивительные зрелища для самого изысканного взгляда.

Бережнодубровский погост. 1880-е гг. Фото В.В.Суслова
Погост в посаде Турчасово. Архангельск. губ., Онежск. уезда. Девятиглавая Преображенская церковь 1786 г.; Благовещенская  церковь 1795 г. Фото В.А.Плотникова.
Исчезают всегда неизменно неуклюжие четверики - и только главы поднимающиеся одна над другой парят над всем и очаровывают своим дружным, тесным, словно сознательным серьезным и таинственным разговором там, на высоте. И вблизи и издали эти леса главок подсказывают, подчеркивают неумирающую художественную мысль о шатре, только усложнившемся, рассевшемся по земле, превратившегося из одной могучей свечи в гигантский многосвечник.

Ярусные храмы

Обилие форм зодчества в ХVII столетии, безусловная суетливость их, предчувствие коренных изменений, которые идут и неизбежно придут из условий неудержимо переменяющейся жизни, поколебленное древнее основание выразилось в появлении на севере еще одного комбинирования шатровой церкви - ярусных храмов. Знаток русского искусства Игорь Грабарь объясняет их появление влиянием украинских выходцев, которые в конце XVII и в XVIII веках весьма в большом количестве въезжают в Великороссию (в Архангельске и Холмогорах в течении 30 лет в начале ХVIII столетия один за другим архиереи были малороссами) и привозят эту форму, распространенную на Украйне, на Русский Север.

Но, видимо, эта ярусная форма была северному зодчему не особенно люба, так как ярусных храмов на севере немного, и они так из чистых украинских форм осеверены, что нет особой надобности считать их заимствованными. Причудливо они своими чужими ярусными формами перемешались с северными кокошниками, ковчегами, восьмигранниками, крыльцами и лемеховыми главками-луковицами.

Вот Георгиевская церковь в Пермогорье Сольвычегодского уезда на высоком берегу Северной Двины, четвериковая, с поднявшимся на ней восьмигранником в форме креста, выше две пересекшихся бочки с тремя выросшими из них главками.
Георгиевская церковь в Пермогорье Вологодск. губ., Сольвычегодск. уезда. 1664 г. Сайт sobory.ru
Какая своеобразная композиция - на четырехграннике легли один на другой, собственно, два креста и поставлен трехсвечник глав! Несмотря на подавляющий нижний четверик церковь очень стройна, как-то нарядна и запечатлевающа.

Любопытная церковь находится в Корневе Кадниковского уезда со своими четырьмя восьмериками, уменьшающимися кверху, перекрытыми как 6ы двумя главами, вырастающими одна из другой.
Церковь Рождества Богородицы в Корневе Вологодск. губ. Кадниковск. уезда.
1793 г. Утрач.
Странное и сильно зловещее впечатление производит ее огромная башня среди прирубленных к ней огромных бревенчатых изб, напоминающих остроги. Какая-то сторожевая башня старины! Исключительной по стройности будет церковь в Шевдинском городке Тотемского уезда, представляющая из себя соединение обычной шатровой с принципом ярусности. На восьмигранник с основания, заканчивающийся легким , «повалом», введен круглый, чешуйчатый переход к меньшему восьмиграннику с меньшим «повалом», дальше шатер с его мощными линиями, тонкий перехват шейки главки и сама главка с острым крестом. К основанию нижнего восьмигранника прирублены четыре высоких, строгих четверика приделов. Дивной красоты силуэт этой по существу шатровой церкви. Особенную ей легкость, прямо элегантность, придают два веерообразных, почти летящих «повала» с взметнувшей между ними как бы небольшой волной перехода от восьмерика к восьмерику.

Нельзя оторвать глаз от мастерского рисунка всей живописной, радостной композиции этой церкви. Несомненно она - одно иа лучших чудес северного зодчества. Развитие этого приема -двух повалов и округлых переходов от восьмерика к восьмерику -- проявляется в церкви Николы Великорецкого в селе Подмонастырском Тотемского уезда.
Церковь Николы Великорецкого в селе Подмонастырском Вологодской губ. Тотемск. уезда. — Начало 18-го века. Фото И.О.Дудина.
Тут на четверике два восьмерика и шатер, те же «повалы», округлые переходы, но как неизмеримо несовершенна вся эта церковь при сравнении с церковью Шевдинского городка, как груба и резка в своих контурах.
Никольская церковь  в Шевдинском Городке Вологодск. губ. 1625 г.
Фото И.О.Дудина. Утрач.
Преображенская церковь в Соденьге Вологодск. губ. Вельского уезда. 1759 г.  Фото И.Я.Билибина.
Лучшее впечатление дает Преображенская церковь в Соденьге Вельского уезда, несмотря на свои игрушечные восьмерики, почти «кубичность» перехода и отсутствие шатра в возглавии.

Мил и очень любопытен храм Рождества Иоанна Предтечи в Кандалакше Кемского уезда.
Церковь Рождества Иоанна Предтечи в Кандалакше Архангельск. губ. Кемск. уезда. 1786 г. Фото  В.А.Плотникова.
1940 г.  Cайт sobory.ru
Заменен в 2005   г.
Он четырехярусный, с чередующимися двумя восьмигранниками и четвериками, увенчанный огромной чешуйчатой луковицей. Это кажется наиболее ясный и бессмешанный ярусный храм на севере, скорее ярусно-шатровый, ибо все чередование его ярусов вновь и вновь оставляет зрительное впечатление шатра.

В конце XVII и в начале XVIII века северное народное зодчество, переживя незначительную неустойчивость и колебания во время стройки «кубастых» и «ярусных» храмов, оборевая в себе надвигающиеся «правящие вкусы» церковной власти, вдруг достигло зенита своего творчества, апогея, сумасшедшего, гениального размаха. Вся восьмисотвековая (писаная) история зодчества, все ее плоды, успехи, все ее линии, силуэты, все ее формы, зародыши форм соединились вместе, ожили, воскресли, запели в душе гениальных, последних гениальных строителей север - и пред нами встали памятники величайшей культуры, невиданные, немыслимые, пугающие своей смелостью и даже кощунственностыо над всеми возможными выкладками разума. Шатер и необыкновенное многоглавие – высшее их достижение. Вечно любимая мысль о «Божьей башне», о шатре и о бесчетном количестве куполов-многосвечников наконец вылились во вне, в потрясающей силы памятниках.

Как всегда, появлению жемчужин самой крупной величины во всяком искусстве, появлению гениальных памятников деревянного зодчества предшествовали памятники, подготовлявшие рождение титанов. В них только еще намекалось о счастливых поисках художественной мысли, уже направившейся в определенную, заветную сторону. Таковы, многокупольные церкви: Ильинская в Чухчерьме Холмогорского уезда и Сретенская в 3аостровье близ Архангельска.
Ильинская церковь в Чухчерьме Архангельск. губ. Холмогорск. уезда. 1657 г.  Фото Д.В.Милеева. Утрач. Сретенская церковь в Заостровье близ Архангельска.  1688 г.
 Сайт sobory.ru  Сущ.
Девятикупольные композиции этих храмов уже бесконечно красивы, настолько красивы, что огромные четверики, на которых они стоят, впервые в северном деревянном зодчестве кажутся величественными и достойными поддерживать обворожительные семьи глав с шатром-патриархом посредине.

Но эти восемнадцать глав как бы выставлены художником на пробу, на испытание, на смотр, они еще дозволены и количественно церковью (девятиглавие - девять чинов ангельских или девять чинов угодников).

3а ними неизбывно идут другие храмы-пробы на многоглавие - девятиглавая церковь* Кижского погоста Петрозаводского уезда.
Девятиглавая    Покровская   церковь Кижского погоста Олонецкой губ. Петрозаводского уезда. Начало 18-го века.. Сайт sobory.ru  Сущ. (не кликать)
Здесь строитель ввел на четверики восьмигранник, покрыл его почти круглой крышей и в верхних гранях восьмерика поставил в кружок восемь глав на подставках, с главной центральной посредине. В Шуйском погосте Петрозаводского уезда древний строитель сделал шаг дальше. На главный четверик ои поставил через уступчатый переход шестерик (форма единственная и исключительная во всем зодчестве севера). Четыре главы он поставил на небольших бочках по углам уступа. На шестерике он возвел «крещатую бочку», поставив на ее концах еще четыре главы. В пересечении «крещатой бочки » он водрузил маленький восьмерик и увенчал его главной главой.

И многоглавие Кижей

Словно бы художник, проверив себя на девятикуполах, стоявших  рядами по три в Чухчерьме и Заостровье; а затем, поместив их в кружок на Кижском погосте, в Шуйском погосте раскидал их на большом пространстве, на равной высоте, придав им постепенное восхождение. Этот последний храм полон уже сказочного своеобразия, купола его уже так живописно рисуются на высоте, так поднимающиеся ряды их своевольны, что вы предчувствуете, как следующий шаг художника будет полон самой необузданной неожиданности. И вот его осенило необузданное вдохновение, наступил самый светлый, самый пленительвый момент творчества, взвилась ничем неудерживаемая неудержимая творческая мысль, проходящая через все преграды и затруднения «воительницей-победительницей.

В Вытегорском посаде Олонецкой губернии Каргопольского уезда поднялся семнадцатиглавый необыкновенный храм, а в Кижах Олонецкой губернии Петрозаводского уезда двадцатиодноглавая Преображенская церковь - два памятника высочайшего народного искусства.
Семнадцатиглавая церковь Вытегорского посада Олонецк. губ. Каргопольск. уезда. 
Начало 18-го века. Утрач.
Двадцатиодноглавая Преображенская церковь в Кижах Олонецк. губ. Петрозаводск. уезда.  Начало 18-го века.
Оба они построены в начале XVIII века - пишут Игорь Грабарь и Федор Горностаев - и в сущности тождественны по приему, только в Кижском храме прибавлены верхние четыре главы, места для которых имеются и в Вытегорском, но неиспользованы. Кроме того, в Кижах прибавлен еще лишний восьмерик под центральной главой. На первый взгляд в Кижском храме поражает необычайность, почти фантастичность этого многоглавия, дающего какую-то хаотическую группу глав и бочек, перемежающихся и чередующихся друг с другом. затем останавливает затейливость прячущихся в бочке глав. Только ритмичность последних наталкивает на мысль, что здесь есть система и план и при том план исключительный и небывалый. Чем больше всматриваешься в эту несравненную сказку куполов, тем яснее становится. что зодчий, создавший ее, -  неподражаемый творец форм и мотивов. Однако при всей гениальности этого фантастического сооружения, оно все же не творение одного человека, не дело одного какого-пибо исключительного гениального зодчего.

Перед нами народное творчество, где личность тонет, где нет ни одного мотива, ни одной безделицы, неиспользованной раньше, где нет ни одной черты, чуждой народу и его многовековому искусству. Здесь важна лишь группировка этих форм и мотивов, своеобразна уже самая мысль идти в направлении к этой вдохновенной концепции, - мысль осенившая зодчего в минуту поистине счастливую. Какими же строительными приемами он руководствовался? Обращаясь к плану, мы видим, что прием его далеко не нов. Это все та же древнейшая форма крещатого шатрового храма, - восьмерик, к сторонам которого по осям прирублены четыре четверика. Как во всех древних шатровых храмах, центральная его часть и здесь срублена восьмигранной, начиная с самого нижнего венца.

Кижский храм очень близок по плану к шатровым храмам в Шевдинском городке и Заостровье Шенкурском. Но и в фасаде не все здесь ново, и, присматриваясь, к прирубленным четверикам, образующим в плане концы креста, мы вновь встречаем те же разслоенные, ступенчатые бочки, которые мы видели в храмах в Уне и в Варзуге. Таким образом Кижский храм до половины своей высоты, вместе с центральным восьмериком, кажется подготовленным для принятия шатра, но зодчий заменил его известным приемом „четверик на четверике"- или что то же восьмерик на восьмерике. При этом при переходах от большого восьмерика к меньшому он поставил на бочках два ряда глав, возведя над главным восьмериком восемь бочек и глав, а над вторым - четыре. Над третьим, верхним восьмериком он водрузил центральную главу прямо на его плоской кровле. При кажущейся хаотичности - все ясно, здраво и логично. Зодчий, соадавший это подлинное «дивное диво», может 6ыть назван глубоким знатоком своего искусства и вместе сыном своего времени, не чуждавшимся и новых для него форм «четверика - на четверике». Этот храм есть последний храм на пути развития национальной русской архитектуры. Смело и бодро слиты в нем в одно непринужденное художественное целое и новшевство современной ему эпохи и богатое наследие созданных народом форм. Чтобы оценить все несравнимое очарование этой поистине единственной вдохновенной купольной сказки, надо вспомнить, что не так еще давно весь храм стоял необшитым. Его седые бревна, то укорачиваясь в бочечных лбах, то снова раздвигаясь в повалах, давали невероятное богатство линий и форм и прямо пленительно-прекрасные раккурсы уходящих в небо масс. При этом все бочки, теремки и главки отливали сверкающим серебром своей чешуи.

Такой дивной симфонией закончилось наше северное народное зодчество. В Кижах и Вытегорском посаде - устье великого многоводного потока, разбежавшегося по всей стране извилистыми, прихотливыми притоками, напоившими и отучнившими родную землю поразительно прекрасными образами своебычного, своеобразного, самобытного, самостоятельного искусства.



Примечания: 
1. Из книги И.В.Евдокимова "Север в истории русского искусства". Вологда, 1921 г. Репринт по заказу, изд. 2016 г.
2. С небольшими сокращениями.
3. Деление на смысловые отрезки и подбор ссылок - ведущего сайта.
4. * Покровская церковь Кижского погоста.
5. ** Храм в селе Анхимове Вытегорского уезда Вологодской области
(утрачен).
6. Названия церквей кликаются.
7. Многие иллюстрации повторяются в главах из книги И.Грабаря "История русского искусства".