Ополовников А.В.
Ополовникова Е.А.

ДЕРЕВО И ГАРМОНИЯ

из главы НА ПОГОСТЕ (Ошевенская слобода,  Большая Шалга,  Саунино, Верховье, Турчасово, Лявля, Цывозеро)

У истоков Онеги стоит город Каргополь. Земля вокруг него зовется Каргопольем.

На Каргополье, по правому берегу мелководной реки Чурьеги, раскинулось древнее село Ошевенское, или Ошевенская слобода. В него входят три, почти слившихся друг с другом старинных селения: Погост, Ширяиха и Низ. В селении Погост находится старинное кладбище с шатровой церковью и колокольней. Церковь - Богоявленская - построена в 1787 г.

Жаль только, что облик ее схематизирован наружной дощатой обшивкой. И лишь природа - старые лиственницы и березы, еще уцелевшие здесь, своими живыми, трепетными ветвями скрадывает сухость  ее геометрических очертаний.

Ошевенская слобода, д. Погост. Богоявленская церковь.

Большинство деревянных церквей Каргополья шатровые. Типологическая общность шатровых храмов — понятие довольно широкое, вовсе не исключающее их неповторимого своеобразия. И действительно, при определенной однородности традиционных архитектурно-конструктивных приемов в каждом памятнике есть свои, свойственные именно и только ему черты. Трудно отвадить от себя мысль и ощущение, что перед глазами не бесстрастные постройки старины, а живые существа со своими характерами и собственным видением мира.

Церковь Рождества Христова в селе Большая Шалга на Каргополье замечательна прежде всего конструкцией и прорисовкой своего шатра — традиционного, но вместе с тем и необычного.

Церковь Рождества Христова и, справа, cтолб из трапезной церкви Рождества Христова. Фото А.Бодэ.

Шатер церкви Рождества Христова

Грани его очень круты, верх резко усечен. Намного тоньше вершины шатра вытянутая шейка-барабан, на которой покоится небольшая луковичная глава с крестом, завершающим композицию. Линия граней шатра не прямая, как обычно, а чуть выпуклая, вспарушенная.

Оттого и весь остов церкви, стоит только отвести взгляд от его основания, кажется оторвавшимся от земли, парящим в небесном просторе. Это впечатление усиливается при легком ветерке, колышущем ажурную листву стоящих вблизи церкви деревьев. Точная дата постройки этого храма пока остается неизвестной. В основных литературных источниках его строительство относят к концу XVII в. (1762 г. - Н.Тормосова). Ну что ж, вполне правомерно. Общий принцип архитектурного построения и детали памятника не противоречат тому.

А стоит церковь недалеко от дороги Няндома — Каргополь, пыльной и многолюдной ныне. Ранним утром, когда уже взошло солнце, но не принялся за земные хлопоты местный люд, когда еще разлита в воздухе божественная тишина, сюда хорошо прийти из Каргополя. Дорога легкая и недолгая — всего километров восемь-девять. Саму церковь и кладбище вокруг нее с замшелыми крестами на могилах охраняют старики-деревья. Живы ли они поныне?

Рядом с деревянной церковью в прошлом веке соорудили каменную, чтобы глаз потихонечку отвыкал от родной старины, заставляя сердце приветствовать лишь то, что телу удобно, что тепло-уют ему создает. Временный, конечно. Без душевного-то тепла везде тоскливо и неуютно. Везде душе холодно.

Храмы Большешальского погоста  (Рождественский -деревянный, Покровский - каменный).

В сравнении со старинной шатровой церковью каменный храм, построенный в духе провинциального классицизма, выглядит неким официальным чиновником, вынужденно прибывшим на далекие, не любимые им земли. Каменные храмы всегда проигрывают в соседстве с деревянными. В дереве таится какое-то живое очарование. Возле деревянной церкви можно быть бесконечно долго. А возвращаясь на дорогу, невольно раз, другой, третий оглянешься на поднебесный церковный шатер, который все более вытягивается и утончается, пока не мелькнет в последний раз за поворотом дороги...

Церкви на Севере всегда ставили по-особенному. Где у воды, где в поле, где на лесной опушке, но везде с учетом рельефа местности, чтобы речная ли излучина, крутизна ли берега, далекая ли даль равнины или деревья-стражи подчеркивали бы особенности сооружения, дорисовывали бы его образный строй. Природа и архитектура сплетались воедино. И в этом проникновении русских зодчих в окружающую пространственную естественную среду мы наблюдаем всеохватывающий масштаб мышления.

Совсем близко от Каргополя стоит на малом взгорке величественный шатровый храм Иоанна Златоуста. Ближайшее к нему село — Саунино. Сам же памятник сооружен в стороне от жилья, на старинном кладбище, обнесенном прежде оградой из валунов.
Характерная особенность Златоустовской церкви (1655) — асимметрия ее построения относительно продольной оси здания. Обширная трапезная и вход смещены к югу. Из-за того фасады трапезной, северный и южный, выглядят по-разному, как, впрочем, и каждый из этих фасадов всей церкви. Северная стена трапезной срублена вровень со стеной храма, а южная заметно выступает вперед, создавая дополнительную игру объемов и оживляя восприятие памятника, особенно при круговом его осмотре.

Златоустовская церковь в селе Саунино.

К югу от трапезной, на расстоянии метров десяти от нее, стоит шатровая колокольня. Композиционно она подчинена центральному шатру. Ее высота в сравнении с ним невелика. Шестигранный, идущий прямо от земли сруб колокольни рублен «в лапу», из-за чего ее силуэт, лишенный живых очертаний, характерных для рубки «в обло», несколько суховат. Да и в пропорциях колокольни уже прослеживается отход от вековечных традиций деревянной архитектуры: нет в них той спокойно-устойчивой внушительности, которой овеяны образы древних колоколен. Но постановка ее — асимметричная по отношению к церкви — замечательна. При невдумчивом взгляде она может показаться даже случайной. Однако никакой случайности здесь нет и быть не могло. Тонкое чувство гармонии, веками выверенное, побудило зодчих поставить колокольню именно так, а не иначе. При взгляде на церковь с самых разных точек — вблизи и издали — создаются именно благодаря свободной постановке колокольни самые неожиданные ракурсы и композиционные сочетания, неповторимые и неожиданные в каждый момент восприятия памятника.

Традиционный культовый ансамбль — это две церкви, летняя и зимняя, и колокольня. Их уже на Русском Севере остались считанные единицы. Один из таких ансамблей стоит по сей день в селе Верховье на реке Мудьюге, притоке Онеги. Состоит он из шатровой Входоиерусалимской церкви XVII в. с приделом Трех Святителей, пятиглавого кубоватого храма (1865) и расположенной между ними колокольни, радикально перестроенной в пору повсеместных обновлений деревянных церквей.

Село Верховье (В. Мудьюг). Панорама из книги Ю.С.Ушакова

Фото К.Яночкина, 1995 г. сайт http://kirill-anya.ru/

Глядя на шатровый храм в Верховье, еще и еще раз поражаешься беспредельной свободе творчества мастеров-плотников при строгой подчиненности сложившимся традициям. Облик храма неповторим, а образ его — святоотеческий, родной, традиционный. Ни малейшего намека на скованность и слепое следование заданной форме в архитектуре памятника нет.

Входоиерусалимская церковь	Тихвинская церковь

Иное дело — Тихвинская церковь, стоящая к северу от него. Сначала она может показаться традиционной постройкой: любимое в поонежских селениях кубоватое покрытие с пятью главами венчает четверик на четверике. Все вроде бы как в старину. Но образ церкви почему-то слегка отчуждает, а не влечет. Присмотревшись, мы видим, что пропорциональный строй ее частей и деталей как бы обездушен. В нем нет привычного для древнерусских церквей лада. Все это не случайно: ведь храм строился уже в те годы, когда творческая мысль народных зодчих угасала под давлением — и теоретических, словесных, и практических, осуществленных в натуре,— новомодных, чуждых сокровенным мечтам-идеалам навязываний форм жизни. Скованная, парализованная не своей мыслью душа разве в состоянии творить? Вот и получилось, что даже при повторении традиционной формы, при воспроизведении архитектуры стоявшего ранее здесь храма рабочие-плотники (их уж и мастерами трудно назвать!) не сумели создать выдающееся произведение.

В сравнении с современными постройками Верхней Мудьюги или даже со стоящей рядом «кумпольной» колокольней Тихвинский храм предстает почти блистательным шедевром. Однако в наших исходных позициях основу составляет идеал, т. е. истина, — русская деревянная классическая архитектура, душа и мысль России.

Ну а что касается колокольни в селе Верховье, то ее аляповатый силуэт становится в конце прошлого столетия весьма распространенным на архангелогородской земле, в том числе и поонежской. Подобным образом перестраиваются многие шатровые колокольни и сооружаются новые, как на Верхнемудьюжском погосте.

А в старинном селе Турчасове на Онеге древнюю колокольню перестраивали. Но и в искаженном своем виде она бессильна была умалить достоинство здешнего церковного ансамбля. Природная стихия довершила дело: в 1964 г. один из двух турчасовских храмов, Благовещенский, сгорел от молнии. То произошло год спустя после гибели Покровской церкви на Вытегорском погосте. Потом уже, через год, два, три, четыре, гибли одна за другой реликвии Русского Севера, известные и малоизвестные, большие и незначительные по своим размерам, но не менее нам дорогие. Велик может быть этот перечень...
 
Хорошо бы вместо строительства новых, подчас уродливых церквей, восстановить ансамбль в Турчасове: сохранились обмерные
чертежи Благовещенского собора и есть проект его реставрации.

Веками сложившийся уклад жизни был отражен в архитектурных формах церковного ансамбля, в облике и планировке села Турчасова. В давние времена здесь был укрепленный город. Противоположный от села берег реки Онеги — высокий, обрывистый — по сей день называется Острожной горкой. На левом берегу, где ныне село, была посадская обширная сторона.
Издревле центральное место на посадском холме занимал храм. Каким он был в старину, не скажем. К концу XVIII в. на его месте вырастает великолепный ансамбль из двух деревянных церквей и колокольни.

Самая старая постройка ансамбля— Преображенская девятиглавая церковь, возведенная в 1768 г. Пять ее глав размещены на кубе, покрывающем стройный четверик. Четыре другие венчают равновысотные прирубы, обрамляющие четверик со всех сторон. Три прируба — южный, северный и западный — перекрыты одинаковыми бочками; над трехчастным алтарем — широкая трехлопастная бочка, почти такая же, как над алтарным прирубом Входоиерусалимской церкви на Верхнемудьюжском погосте.

Турчасово. Преображенская церковь. Фото Е.Шелковникова. 2011 г.

Рядом с Преображенским в 1795 г. был поставлен Благовещенский храм. Так же крещатый в плане, он необычайно вытянут в длину и распластан по боковым фасадам. С западной стороны далеко вперед выступает обширная трапезная, за счет которой и происходит горизонтальное увеличение объема памятника.

Благовещенская церковь в селе Турчасове. Слева - реконструкция южного фасада, справа - реконструкция восточного фасада.

Трапезная эта уникальна не только по своему объемно-пространственному построению, но и по трактовке интерьера. Ее низкий потолок из широких, гладкоструганых досок поддерживается шестью мощными столбами, замечательными по декору и пропорциям. Уже одно их число — шесть! — свидетельствует о гигантских размерах трапезной. Обычно в трапезных бывает два, редко четыре столба. Членение столбов и характер их рисунка типичны для многих северорусских церквей, словно один и тот же мотив, сыгранный на разных инструментах, или одна и та же мысль, высказанная разными людьми сообразно месту и времени.

Благовещенская церковь. Фото В.В.Суслова. 1886 г.	Благовещенская церковь. Трапезная. сайт "Архнадзор"

Так и стоявшие рядом два храма в Турчасове, несмотря на различие своих архитектурно-пространственных решений, кажутся во многом схожими. Не только издали, но и вблизи, при восприятии памятников сбоку, создается впечатление, что это единый объем, обладающий исключительным многообразием форм. Причем в этом многообразии читается целостность идеи, единство замысла, в нем нет никакой разрозненности, ничего лишнего.

Пятиглавый куб на высоком четверике Преображенской церкви, не повторяясь буквально, отражается в кубоватых покрытиях приделов Благовещенского храма. Живой пластике криволинейных кубов созвучны замысловатые очертания бочковых кровель, обрамляющих с четырех сторон столп Преображенской церкви и мягким штрихом повторяющихся в «теремках» и алтарном верхе стоящего рядом здания.

Мотив «теремков» композиционно объединяет и здание колокольни, срубленной двумя годами раньше Благовещенского храма. Какое беспредельное скудоумие привело к замене шатрового покрытия колокольни «кумпольным»?! В сочетании с неказистыми арочными проемами звона и их хлипким обрамлением оно резко противоречит композиционной выразительности церковных верхов. Противоречит настолько, что какая-либо попытка рассмотрения взаимосвязи этих противоположных по духу архитектурных элементов нам кажется кощунственной. Именно так. Не больше и не меньше.

Несомненно, что первоначальный облик колокольни вполне соответствовал той палитре архитектурных средств, которой великолепно умели пользоваться старые мастера, что и видим мы в ансамбле турчасовских церквей.

В сложной и яркой композиции этого ансамбля нашли применение наиболее выразительные архитектурно-художественные формы шатровых, кубоватых, ярусных и многоглавых северных храмов. Зодчие как бы использовали весь опыт, накопленный не одним поколением строителей, и созданием турчасовского ансамбля завершили этап исторического развития русского деревянного зодчества XVII—XVIII вв.

Глубинная выразительность архитектурно-художественого образа ансамбля не только в тонкой соразмерности его форм, но и в особенностях пространственной постановки объемов. Со стороны реки Онеги и с окружающих заливных лугов ансамбль просматривается как на ладони. Однако уже в начале села, у подножия холма, на котором оно раскинулось, церкви не видны. После общего восприятия всей панорамы Турчасова угол зрения резко сужается. Два ряда крестьянских изб — улица села — останавливают внимание и направляют движение. Эмоционально-острый настрой ожидания, возникший от уже виденного и вдруг исчезнувшего архитектурно-пространственного акцента, нарастает по мере движения. Беспрерывная цепь художественных впечатлений от множества встречающихся на пути архитектурных образов и конструктивных приемов подготавливает к восприятию вершины пространства, главного в нем, ведущего во всем этом ансамбле звена — двух премудроверхих церквей. А зарождается ансамбль при первых постройках на деревенской околице...

В архитектурном строе простых бревенчатых изб с глухими фронтонами под двускатными крышами, с маленькими окнами и высокими крыльцами, с тяжелыми охлупнями и причудливыми курицами содержались все необходимые элементы для создания впечатляющей композиции центрального ансамбля села. Здесь формировались и основные конструктивные приемы, и важнейшие принципы гармонического построения архитектурных форм. Здесь складывались прочные основы плотницкого искусства, веками отрабатываемые и совершенствуемые, свободно и смело воплощенные  в архитектурно-пространственном построении турчасовских церквей. То, чего нельзя было сделать в скромной крестьянской избе, становилось доступным при строительстве общественного здания — церкви.

Вся застройка села воспринимается как органическое единство благодаря прежде всего применению одного и того же строительного материала, одной и той же техники его обработки, общего модуля и ритма горизонтальных венцов многочисленных срубов. Ритмическое движение нарастает последовательно, с определенными интервалами и акцентами, от эпически спокойных избяных горизонталей и трапезной Благовещенской церкви к вертикальным объемам ее приделов, к необычной кубоватой форме их кровель, от медленного ритма редко расположенных построек к динамически напряженному взлету глав, устремленных в безграничный простор неба. Это движение с новой силой подхватывается резко сокращающимся кверху шатром центрального столпа и повторяется в лирической трактовке архитектурных форм второй, девятиглавой, церкви. Так от прочно стоящих на земле срубов к изысканной пластике силуэтов обеих церквей развивается вся композиция ансамбля. Ее гармония слагается из тонких оттенков повторяющихся мотивов, властно подчиненных главной теме — величественному шатру Благовещенского храма.

Столпообразные шатровые храмы, начинавшиеся прямо от земли, от «пошвы»,— самые древние на Руси. Их образы более всего связаны с героическим строем архитектуры древнерусских крепостей. Одна из таких церквей стоит на высоком пологом холме правого берега Северной Двины, в селе Лявля, всего в тридцати километрах от Архангельска. Построена она в 1584 г. по велению, как гласит предание, новгородской посадницы Анастасии над гробом брата Стефана.

«От Холмогор до Колы тридцать три Николы»,— говаривали в старину. На поморском Севере, как и на посадах Центральной России, господствовал в те времена культ Николы Чудотворца. Люб он был русскому народу, потому что жил, сказывали, великий святой простым человеком в миру. И сам помогал всегда простым людям, оберегая путешествующих, плывущих по рекам-океанам, торгующих. Почти в каждой избе стояла на почетном месте икона Николы. Неудивительно потому, что церковь в селе Лявля была особо любима и почитаема местными жителями: возведена она была во имя Николы Чудотворца.

Никольская церковь в селе Лявля.  Вид с юго-запада. Фото Д.Иванова. 2012 г.  Сайт sobory.ru

На просторных лявлинских землях, удобных для хлебопашества и рыбного промысла, стоял Успенский монастырь, приписанный в XVII в. к Антониево-Сийскому монастырю, а в XVIII в. упраздненный и превращенный в обычный приход. В 1804 г. на месте обветшавших построек была возведена каменная Успенская церковь, впоследствии сильно перестроенная, отчего утратилась-исчезла ее художественная ценность. Деревянная Никольская церковь, стоявшая на территории монастыря, в первой половине XIX в. была закрыта на сорок лет «за ветхостью», а в конце того же столетия отремонтирована и одновременно коренным образом перестроена. Но даже полный набор  "благолепных обновлений", примененный в церкви во всем своем ужасающем разнообразии, не мог убить ее прекрасной основы. Глубокой древностью веяло от памятника — стоило лишь повнимательнее всмотреться в него.

В искаженном виде простояла церковь немало — вплоть до 70-х гг. нашего века, когда началась ее реставрация.

Церковь в Лявле — это древний прообраз Успенской церкви в Кондопоге. Два памятника — две полярные точки отсчета единой прямой — классической деревянной шатровой архитектуры. С одной стороны, красота уверенного в себе совершенства, легкость пропорций, изящество силуэта — черты, отличающие Успенскую кондопожскую церковь. С другой — суровая красота внутренней силы и сдержанной, вполне миролюбивой воинственности, нацеленной лишь на беззаветную защиту добра жизни, мощная тяжеловесность про порций и силуэта. Никольская церковь — словно убеленный сединами старец, праотец великолепия кондопожского Успения, которое могло родиться лишь на основе его строго-разумной сути (к сожалению, Успенская церковь в Кондопоге сгорела и пока решается вопрос о ее восстановлении - М.З.)

Редчайшая конструктивная особенность церкви — рубленый остов главы и барабана. Почти во всех древнерусских церквях луковичные главы сооружались из плоских, вертикально поставленных плах-журавцов, как их еще называют, вертикальных кружал. Эти кружала состояли из нескольких частей, повторяющих в своей совокупности наружные очертания главы. Так же из плоских кружал- стоек образовывался каркас круглого в сечении барабана. Но в лявлинской церкви конструкция главы и барабана сделана из бревен, уложенных в режь.

Никольская церковь в с.Лявле. Слева - первоначальный сруб главы. Справа - сруб шатра. Фото И.Шургина, 2009 г.

Подобным образом рубили невысокие шатры крепостных башен. Таково же внутреннее устройство кубоватых верхов и, конечно, могучих шатров-обелисков. Для древнерусского деревянного зодчества из этого правила нет исключений.

Сейчас подлинный сруб-кружала главы Никольской церкви экспонируется внутри самого памятника как уникальный образец древней конструкции. Вместо него на шатре установлен новый восьмигранный остов главы и барабана тех же размеров.

Церкви, подобные Никольской в Лявле, стояли когда-то и в других селениях северодвинской земли: в Панилове (1600), на Выйском погосте (1600), в Белой Слуде (1642), в Вершине (1672). Их монументальные восьмериковые срубы, растущие из самой земли, массивные шатры и большие луковичные главы на широких барабанах, скупое декоративное убранство создавали сказочно-былинные, любимые на Руси образы, проникнутые духом самоотверженной борьбы. В их архитектуре еще нет той стремительной легкости, что присуща более поздним шатровым храмам, однако исчезает и некоторая упрощенность, «приземленность» многих клетских построек. Это еще не взлет, но порыв к нему, его осознанное предчувствие...(подробнее - здесь. М.З.)

С образами древних сторожевых башен переплетаются архитектурные мотивы не только шатровых храмов, но и деревянных шатровых колоколен.

На краю села Цывозера Архангельской области, что раскинулось в нескольких километрах от государыни здешнего края — Северной Двины, по правую ее сторону, стоит деревянная колокольня — древнее и удивительно живописное сооружение. Естественное, натуральное, не искаженное переделками и наслоениями, оно обладает великой притягательной силой, глубоким обаянием много-много повидавшего на своем веку задумчивого существа.

Колокольня в селе Цивозере. Справа - столб звонницы и полица колокольни.

Конструктивная основа цывозерской колокольни — девять столбов-опор, защищенных снаружи почти по всей своей высоте восьмиугольным срубом. Открытые части столбов на площадке звона имеют традиционный, но своеобразно прорисованный декор. Это все те же «дыньки» и «жгуты», образующие напряженно-пластичные линии столбов, встречающихся и на звонах колоколен, и на крыльцах с галереями, и внутри храмов. Лишь пропорциональный строй и особенности сочетаний декора превращают эти фактически типовые элементы в произведения искусства, неповторимые в каждом сооружении.

Совершенно необычны полицы шатра колокольни. Они оканчиваются не «усеченными пиками», как обычно, а изящно прорисованным трилистником или крестиком с мягкими круглыми очертаниями, похожими на те, что встречаются на верхних концах русских православных крестов. В этом внимании к тонкой проработке, казалось бы, второстепенных деталей здания мы видим всеобъемность отношения человека к своему творчеству, в котором нет ни единого случайного штриха. Мягкое изящество трилистных окончаний полиц великолепно контрастирует со строгим и словно бы небрежно рубленным восьмериком цыво- зерской колокольни.

Ушедший на несколько венцов в землю, чуть покосившийся, с неодинаковыми выпусками бревен по углам, ее сруб поначалу выглядит даже корявым. Но в этой непринужденной корявости и воплощено своеобразное представление о красоте. Многие деревья, могучие и красивые, тоже можно назвать корявыми. Не все гладенькое радует глаз и душу. Сруб же цывозерской колокольни бесконечно живописен и на редкость пластичен именно благодаря своей корявости, своему естественному обаянию, порождаемому самой идеей жизни творения. И подделать это обаяние невозможно.

Добрый след на земле оставил зодчий, срубивший эту колокольню.

Построена она в 1658 г. Формы ее, несомненно, вырабатывались долго, по меньшей мере в течение столетия, предшествовавшего возведению памятника.

То же самое можно сказать и об архитектуре другой древней колокольни, примерной ровеснице цывозерской,— из села Кулига Дракованова. Село это размещается на левом, противоположном Цывозеру, берегу Северной Двины, почти на одной с ним широте. Но колокольни в Кулиге Драковановой уже давно нет: она перевезена в музей «Малые Корелы» близ Архангельска.

Колокольня в селе Кулига Дракованова. Фото начала XX в.

Конструктивное построение колокольни более совершенно, чем предыдущей. Ее основу составляет не просто восьмерик, опирающийся на землю, а восьмерик на четверике — классический прием объемно-пространственного построения деревянных церковных построек. Можно на этом основании предположить, что колокольня в Кулиге Драковановой является более молодым памятником, нежели ее сородница в Цывозере. Разные источники датируют его по-разному, начиная с конца XVI и кончая началом XVIII столетия. Мы склоняемся к последнему, потому что в 1718 г. в Кулиге Драковановой была построена новая деревянная церковь во имя Николы Чудотворца, а рядом с ней — колокольня. Не эта ли?

Высокий восьмериковый столп колокольни с открытым звоном, традиционным повалом и строгим шатром стоит на невысоком четверике, равном по ширине самому столпу. Благодаря необычной постановке венчающей главы — она, как шлем, надета прямо на шатер, без шейки — усиливается скульптурная монументальность всего сооружения.

Простота и сложность, примитивизм и художественная утонченность гармонично сплетаются в архитектуре обеих колоколен, образуя неразрывное целое, в котором воедино сплавлены ощущение физической, идущей от земли силы и ее духовная устремленность к бескрайним просторам совершенства.

Всех приезжающих в Россию иностранцев всегда поражала любовь народа к колокольному звону, который почитался как самая приятная музыка. Колокольным звоном очищали небо, землю и душу людскую. Светло и чисто становилось от него окрест — оттого и звали его Благовестом. Слово-то какое чудное: Благовест! Благая весть. Кому же она не по сердцу?

Тут было подумалось провести возвратную параллель с памятниками древнерусского деревянного зодчества. Но, к сожалению, судьба их  куда более плачевна. В древнерусских памятниках явственно слышна Божественная мелодия, оставленная  колокольным звоном и добрыми устремлениями людских сердец...

 

 

Примечания:
1. Текст из книги А.В. и Е.А.Ополовниковых "Дерево и гармония", Москва, "ОПОЛО". 1998.
2  С небольшими сокращениями.
3. Иллюстрации - из книги и архива сайта.