Е.А.Ополовникова

МИРООБЪЕМЛЮЩАЯ СОБОРНОСТЬ
(Доклад на конференции «Кенозерские чтения», август 2003 г.)

Кенозерский заповедник — именно та часть российского пространства, которую правомерно было бы назвать «мирообъемлющей соборностью» —определением философа-богослова кн. Евгения Трубецкого, характеризующим древнерусские архитектурно-пространственные ансамбли. Кенозерский заповедник — и есть тот небесно-земной, архитектурно-природный ансамбль, соединяющий воедино божественную красоту земли и земную красоту творений человеческих рук и разума. По крайней мере, именно таким и должен быть этот уголок России, корневое предназначение которого — заповедовать, ведать — таит в себе великий смысл познания и сохранения основ человеческой жизни.

Величие этого смыслового познания порождало объемный масштаб российской мысли. Ему соответствовал и масштаб пространства. Что здесь первично, что вторично, не беремся утверждать. В сонме русских святых великое множество подвижников-миссионеров, первовестников христианской веры «на далеких, дотоле неведомых землях» , давно уже ставших частью бескрайнего понятия – Россия. И не случайно, что слово «Вселенная» наличествует лишь в русском языке; в других же – «галактика», «космос», «универсум», «всемирность» и т. п. Смысл вселенной – от глагола «вселяться». Да и другие слова: со-знание,
со-весть, со-чувствие, со-творение и т.п., свидетельствуют о своей смысловой масштабности. А прямо относящие к искусству слова, как образование и творчество, — уже в корне своем божественны, восходя к Образу и Творцу. И, добавим к тому,: крестьянин — от слова христианин. Не случайно именно на русское крестьянство обрушилась основная волна антихристовой злобы совокупных ненавистников России.

Культура Кенозерья развивалась в неотрыве от общехристианской жизни России. Главенствующее место в его соборном единении-ансамбле принадлежит образному содержанию памятников деревянного зодчества, большим и малым. Именно благодаря им эта озерная область северорусской земли превращена в заповедную территорию страны. Конечно, и природные достоинства играют здесь немалую роль, но при отсутствии памятников архитектуры их могло бы быть и недостаточно для определения всероссийского заповедного статуса Кенозерья.

Само понятие соборности предполагает естественную гармонию единения, основанную на какой-либо высшей идее. В русской жизни эта идея всегда была связана с Богом, с осмыслением человеческого предназначения на Земле и его неотделимости от духовного мира Неба. В памятниках древнерусского деревянного зодчества та гармония существует повсеместно: и в принципах композиционно-пространствен-ного построения сооружений, и в органичной сочлененности их архитектурно-художественных и конструктивных форм, не допуская ни стилистической разнородности пространства в целом, ни его составляющих — отдельных зданий и сооружений вместе с их внутренним обликом.

Древнерусское деревянное зодчество — наиболее яркая, воочию зримая область нашей культуры, в которой воплощены представления народа о жизни и ее смысле, об изначальной истинности и красоте Правды: «Перъвое сотъворена бысть Правда Богом в человецех» (Кирилл Туровский). И если древнерусскую иконопись кн. Евг. Трубецкой назвал «умозрением в красках», то древнерусское деревянное зодчество правомерно назвать «умозрением в формах». В его образах отражены не только христианские, но и еще более древние представления человека о жизни в небесно-земном пространстве, всегда целостном и неразрывном.

Поначалу смутное, языческое мышление русского народа, развиваясь в поисках истины, обрело ее полноту в христианстве, которое Древняя Русь приняла всем сердцем своим. Не внешняя торжественность обрядов и форм заняли главенствующее место в религиозном сознании народа, а их глубинная, смысловая суть, из нитей которой сплеталось и полотно жизни. Из них же формировался так называемый менталитет русского народа, «сгиб ума русского» (В. Белинский), который и по сей день, несмотря на долгие десятилетия (и даже века, если пристальней всмотреться в нашу историю, включая историю Русской Церкви) ухищренных попыток его мутаций, определяет характер русской нации в целом. При этом само слово «русский» есть имя прилагательное, как подметил Ф.М. Достоевский, а вслед за ним и Вл. Соловьев.

Это определение национальности, добровольно избираемое жителями многоликой России, обусловливает причастность человека к нашей отечественной культуре, не хамское (а Хам, вспомним, предал отца своего) к ней отношение. Разумеется, непричастность, даже незнание русской культуры вовсе не есть условие недоброго к ней отношения. Последнее происходит лишь от духовного примитивизма той или иной человеческой особи, что каждому из нас хорошо известно и в чем можно убедиться в том же Кенозерье. Истинно культурный человек, равно как и истинно верующий никогда не встанет на путь разрушения какой-либо национальной культуры, даже и не близкой его убеждениям (выделено мной - М.З.) Разрушает бездуховная недалекость, она же — незнание, не-со-знание, то есть оторванность от накопленных знаний многих и многих поколений. Примкнуть же к этому богатству-накоплению в одночасье невозможно, тем более при нелюбви к России и ее многострадальной жизни.

«Я полюбил страдание» , — сказал как-то уже на склоне лет своих глубокий мыслитель и самоотверженный подвижник Православия святитель Лука (Войно-Ясенецкий). Вот так и Россию надо любить, зная, что страдания — неотъемлемая часть ее жизни, повторяющей Христов путь, завершаемый, однако, всеблагим радостным воскрешением. К тому воскрешению — через преображение — устремляется ныне и Кенозерский регион, обезличенный и «всеми плюнутый» (В.Розанов) в годы советского погребения русской культуры. Все впереди...

Главное на этом пути — не допускать дьявольского ухищренного смешения добра со злом, черного с белым. От него и происходят жизненные шатания и трагедии. От той же мешанины создается общесерый фон национальной культуры, на коем понятие совершенства отождествляется с чем-то чуть более выделяющимся, но уже не несущим в себе светлого духовного заряда, не про-свещающим сердца и разум людей. Архитектурная «усредненность» всей нашей земной поверхности никому не нужна. Она сродни типизации и полной обезличке национальных сообществ людей, а вслед затем и каждого из них. И обольщается тот, кто думает возвыситься в этом гигантском серо-безликом месиве.

Архитектурные памятники Кенозерского заповедника почти все деревянные. Оценивать их достоинства следует не только по степени древности, дате возведения, но и по их художественным достоинствам, по степени соответствия подлинно русской культуре — древнему деревянному зодчеству. В тех же случаях, когда они искусственно, путем обновлений были перестроены и искажены, им нужно возвращать их первозданно русский облик, не допуская умаления изначальных архитектурно-художественных достоинств чуждым им усреднением, непросветленным и непросветляющим, или, что то же, непросвещающим.

Потребность в подобного рода просвещении неоспорима. Лишь слепцы — в силу природных недополучений и «клеветники России» (вспомним А.С. Пушкина), но тоже не от многогранности жизневидения, могут тому противиться. Ведь подлинные памятники русской старины повествуют не только об архитектурно-строительной культуре, но и на ее основе — о культуре жизни, о том чувстве художественной и эстетической «мерности» (Г.П. Федотов), что исстари было присуще нашему народу и что так ярко отражено в лучших его творениях, будь то архитектура, живопись, музыка, литература... О чувстве, дарующем радость жизни, счастье, потому что между эстетикой и этикой существует, как известно, прямая и неразрывная связь. А этика человеческого поведения — отражение сознания. И лишь при условии его мерности, достаточности, возможно ощущение равновесия жизни, ее гармонии и вслед за тем — радости.

Об этом повествует мудрая красота деревянных шедевров Святой Руси. Не случайно памятники древнерусского деревянного зодчества восхищают ныне весь мир. В каждом из них, в каждой конструкции и детали выявлялась текстура и природные особенности дерева. В архитектуре, как должно и в жизни, не было ничего случайного, попусту украшательского. Все осмысленно. И если древнерусская иконопись названа «умозрением в красках», то древнерусское деревянное зодчество правомерно назвать «умозрением в формах». Именно оно является одной из немногих, если не единственной, абсолютно самобытной областью нашей материальной культуры, зародившейся и развивавшейся в недрах Древней Руси, а потом — и всего Московского государства.

Тот факт, что памятники древнерусского деревянного зодчества сохранились преимущественно на севере России, напрямую связан с нашей непростой историей, с ее духовными вибрациями, значительными и едва заметными. Все влияло на культуру и мировоззрение народа, всегда зримо отражаемых в образах архитектуры. Достаточно сказать, что большая часть памятников древнерусского деревянного зодчества в XIX веке была «благолепно обновлена»: перестроена и искажена до неузнаваемости. Тогда же и само понятие красивого было подменено понятием дорогого материала, а за неимением такового — его имитацией.

Этим варварским искажениям когда-то подвергся и знаменитый ансамбль Кижского погоста. Но в трудные послевоенные годы, когда полуголодная страна счастливо улыбалась, стряхнув с себя фашистскую нечисть, была осуществлена блистательная реставрация уникального ансамбля в Кижах. Ему был возвращен первозданный облик. Тогда же, в далекие 1950-е годы, началось формирование ставшего ныне всемирно известным музея «Кижи».

Почти все старинные бревенчатые церкви и часовни Кенозерья тоже были «благолепно обновлены» в конце XIX века. Будем надеяться, что с приданием заповедного статуса этой территории постепенно воскреснет и мудрая суть-красота ее архитектурных реликвий.

Практическое назначение деревянных построек издревле было связано у нашего народа, названного выдающимся художником и историком русского искусства И.Э. Грабарем «народом-зодчим», с представлениями о красоте мира, созданной Богом. Красота и польза неотделимы в мироздании, потому неотделимы они и в древнерусской архитектуре. Под красотой понималось не украшательское многоделье, не дороговизна материала или неожиданность яркоцветья, а тонкое, сердцем прочувствованное и разумом осмысленное соотнесение частей и целого, мудрая простота форм и естественное изящество линий. То есть именно то осознание архитектуры как модели Божьего мира, которое делает ее не ремеслом, но искусством.

Решая вопросы реставрации и воссоздания памятников деревянного зодчества в Кенозерье, следует помнить, что древнерусское деревянное зодчество — это не деревянная архитектура вообще. Его основная особенность заключается в «использовании дерева не только как строительного материала, но и как материала искусства» (А.В. Ополовников). В каждом архитектурном творении, величественном храме или малом кресте на могиле, можно увидеть гармонию мира, ощущаемую творцом не только в создаваемой форме или сооружении в целом, но и в самом материале — дереве. Его особенности не выхолащивались механической обработкой или покраской, а, напротив, подчеркивались, сохраняя первозданную душу дерева и словно развивая изначальную идею его творения, преображенную нуждами жизни. Но нуждами — не приземленно-желудочными, а в неотрыве со вселенским видением жизни.

«Как красота и мера скажут»... Таков был главенствующий принцип построения архитектурных сооружений. Тонкой мерности красоты народ учился у природы, вглядываясь в нее и вдумываясь и основывая на этих долгих раздумьях всю свою жизнь. Вселенское мировосприятие народа отражено фактически в каждом памятнике древнерусского деревянного зодчества. Так, самое древнее жилище — изба являет собой модель мироздания, о чем свидетельствуют и принципы ее планировочного устройства и отдельные детали. Например, конек на кровле, символизирующий бесконечность пути жизни.

«Как красота и мера скажут», — таковым был и принцип повседневной жизни. И даже современные русские философы и по сей день видят в нем залог нашего благотворного существования и развития: например профессор Московской духовной Академии М.М. Дунаев .

Облик деревянного православного храма, с одной стороны, соотносился с образом человека, что отражено и в названиях его частей (стопа, глава, шея, воротник и т. п.), а с другой — с небесно-земным пространством, являясь и духовным и материальным повседневно зримым его ориентиром: «Истиною обут, смыслом венчан» (митрополит Илларион). Целостно возникающие поселения, монастыри или города являли собой прообраз Града Небесного Иерусалима.

Традиции организации пространства и объемов сохранялись и в малых, постепенно развивающихся поселениях. «Избяной литургией» назвал их образный строй Сергей Есенин, а его современник Николай Клюев — «народным Иерусалимом»...

...«Бревенчатым Иерусалимом России» назвали мы небесно-земную область нашей отечественной культуры, которой нигде в мире нет аналогов — древнерусское деревянное зодчество. Воскрешение его неискаженных «благолепными» перестройками и деформациями русского сознания образов есть смысл, залог и гарант процветания и высокой историко-духовной миссии Кенозерского заповедника.

Перейти на страницу "А.В.Ополовников, Е.А.Ополовникова".